– Несправедливо это, – решил Борисыч, – ну его, это «собрание»! Пошли в ковбойский бар! Дружба – она важнее собраний всяких! Да, брат? – Да-а-а! – радостно заулыбался Миша, которому ну вот совсем не светило пилить до Гаджиева, сидеть с минералкой в кабаке до утра, потом грузить тела в машину и пилить обратно до Оленьей. – Кхм-кхм. Позвольте вмешаться! – вмешался помощник командира, который в отмечании участия не принимал, а просто вышел покурить. – Тока быстро, – разрешил добрый и пьяный Борисыч. – Сегодня в бар пошли командир с заместителем командира дивизии и пожелали настойчиво, чтоб там не было мичманов и младших офицеров! Борисыч обвёл стремительно мутнеющим взглядом свою бригаду из шести (седьмой переобувался) абсолютно младших офицеров: – Не понял. А кто тут младший? Тут в каво ни плюнь, сплошь уважаемые и ценные кадры. Ну кроме Серёги, но Серёга с нами, значит, можно! – Не, да я-то что… Я-то ничего! Хитрый помощник у нас был, да. – Борисыч, – решил вступить и я, – а ещё вы вчера сильно повздорили с Кунгаровым, если помнишь, и как бы в конфронтации сейчас. Я стоял дежурным по кораблю и через это трагическое событие участия во всеобщем механическом веселье не принимал. – Притормозил бы ты, Борисыч, а? – Тормоза придумал трус! – Борисыч натянул мне пилотку на нос. – Береги тут наш крейсер, не смыкая глаз, пока мы в отлучке, и не ссы! – Есть не ссать! – Справишься хоть без нас-то? – Ой, всё – валите уже! Вышел Серёга в ботинках и с пузырём: – От ракетчиков просили передать! – А чо так мало? Серёга заморгал глазами: – Пойти спросить? – Нет – срочно разлить по стаканам! Спрямимся! Спрямились и сильным противоторпедным зигзагом двинулись в бар. А в баре их встретила «ааахтмосфэра» (именно так рассказывал Миша, единственный, который вернулся оттуда почти в сознании). Ахтмосфэра состояла в основном из стойкого запаха алкоголя и отплясывающих мичманских тел с родного корабля в сизых клубах табачного дыма под композицию «Донт спик» ВИА «Но даубт». – Душевно-то как, да?! – проорал Борисыч в ухо Мише. – Ну! Как у мамы в утробе! И тут они почувствовали, что их кто-то сверлит, пока только глазами: в углу за столиком сидели мрачные, как волны на картине Айвазовского, командир и Кунгаров. А между ними, и это было самым поразительным видением в этом рассаднике порока, сидела женщина в красном платье до пят и красных перчатках чуть не до плеч. И удивительным было даже не то, что там сидела женщина. Они в некотором количестве водились в Оленьей Губе и встречались в живой природе. Но вот в красном платье в пол и перчатках можно ожидать увидеть женщину в театре города Санкт-Петербург, например, или в «Морском собрании» города Гаджиево (до тех пор, пока ты там не побывал), но никак не в этом вертепе, если вы понимаете, о чём я. Никто уже не помнит, как эта женщина выглядела вообще и была ли она привлекательной внешне или просто, может, работала библиотекарем и зашла пообщаться со старшими офицерами насчет позднего периода творчества Пастернака. Но вот красное платье и возбуждённые им события помнят все детально.
Компания с именинником уселась в другом углу бара. Заказав водки с арахисом, принялась срочно заливать смущение под хмурые взгляды командиров. – Слушай, – шептал Борисыч на ухо Мише, – они так хмурятся, что, боюсь, брови себе переломают! Надо их развеселить как-то! Ледяные пальцы нехорошего предчувствия пробежались крещендо по Мишиному позвоночнику, и короткий ёжик волос на голове попытался встать дыбом. А Миша, как вы помните, был не из робкого десятка. – Борисыч, я тебя умоляю. Не на-до. – Слышь, а тётенька красная эта ничего такая, да. Правда, плохо видать отсюдова. Надо бы сходить познакомиться, как думаешь? – Я думаю, что когда поэты придумывали понятие «вселенская тоска», то они вот это вот моё состояние теперешнее имели в виду. – А не ударить ли нам по шампаньскому вину, для куража? Официант! Шампанского! – Борисыч, здесь нет официантов. – Знаю, но должен же я был это крикнуть, чтоб все видели, каков я гусар! Принесли шампанского. Потом ещё. А потом зашёл Крис де Бург и начал петь песню про лунный свет и водку. Не, ну а кто бы устоял? Пусть тот первым бросит в меня камень, так я вам скажу. Борисыч встал, решительно одёрнул полы тужурки, оттолкнул хватающие его руки и строевым шагом подошёл к командирскому столику. Там он щёлкнул каблуками и, ткнув в даму рукой таким жестом, как будто он втыкал ей кортик между глаз, рявкнул «Рррррразрррррешити!» Да так рявкнул, что было видно, как у отцов-командиров затрепетали ресницы от ударной волны. Оторопь. Вот за что я люблю русский язык, так это за такие слова и комбинаторность. Очень хорошее и ёмкое слово, прямо нравится оно мне и звучит как, а? И твёрдо, и вместе с тем звонко и сочно. Никакое «замешательство», «недоумение» или «растерянность» и рядом даже не стояли! Оторопели и капитаны первого ранга, и дама, и даже Крис немного споткнулся на слове «стронг». Естественно, у дамы не было шансов сказать: нет, мол, я не танцую и вообще не одна… Да ни у кого из вас не было бы такого шанса, уж поверьте. Сначала всё шло хорошо. Борисыч галантно держал даму за талию левой рукой, а правой вальсировал её ладонь, всё как положено. И, казалось бы, ну куда уже хуже? А оказалось, что вот сюда вот. Бармен, он же диджей, зачем-то включил песню «Чао, бамбино!» группы «Кар-Мен». Из чисто добрых побуждений, не планируя совершать диверсию, он, тем не менее, поднес спичку к коктейлю из водки, шампанского, красного цвета и всепоглощающей любви подводников к прекрасному, в том числе и полу. Коктейль вспыхнул моментально и не позволил даме ретироваться. Борисыч решил угостить её стриптизом – гулять так гулять! Вокруг оторопевшей женщины в красном случился вихрь из управленца первого дивизиона боевой части пять войсковой части сорок пять семьсот сорок один. Сначала улетел галстук в сторону охуевших (оторопь к тому моменту их уже отпустила) командиров, потом тужурка – куда-то в сторону выхода, потом – рубашка с дождём пуговиц на пол. Даминому сознанию повезло, что под рубашкой была ещё военно-морская майка, которую Борисыч решил эффектно разорвать, но с первого раза не получилось, и он принялся за ботинки. Молча, не сговариваясь и совсем не в такт динамичной музыке командиры надели фуражки, глубоко надвинули их на глаза, встали, подхватили даму под руки и спасли её от урагана страсти методом выноса наружу. – Э! Ну вы чо, отцы! – орал им вслед Борисыч. – Только начали же веселье! Утро было хмурым. По заливу плёлся туман и сквозь его бока очень неуютно торчали в пространство остовы утонувших кораблей с другого берега. И тишина. Даже чайки не орали. После завтрака объявили приборку, и к Мише в отсек прибежал Борисыч: – Миша, чо вчера было-то?! Расскажи, а!
Миша мужественно боролся со вчерашним «хорошо», и рассказывать ему было лень, тем более что тут же надо было бы махать руками, кричать и подпрыгивать, а это было чревато взрывом черепной коробки. – Ай, да всё нормально было, Борисыч. Чо такова-то? – Не, ну совсем пиздец, да? Позор на всю жизнь и карьера коню под хвост? И тут Миша изрёк фразу, от философской глубины которой Марианская впадина впала в депрессию на тринадцать дней: – Зато будет что вспомнить! – Ми-и-и-иша-а-а!!! Так я ни-че-го не помню!!! А в центральный, где сидел хмурый командир, зашёл хмурый Кунгаров. Он прицелился взглядом сначала в меня, потом в Антоныча, потом в дежурного трюмного. Но так как никого из нас вчера на мероприятии не было, то прицелился он вхолостую. – А вот раньше, – сказал он, плюхаясь в кресло сбоку от командира, – младшие офицеры слушались старших и отдых им не портили! Да, Антоныч? – Да то оно да, но раньше в реке и рыба такая водилась, что без трусов и не зайдёшь! – Всё с вами ясно! Ну что, Сан Сеич, а не затеять ли нам приборку по-взрослому? – А отчего бы и не затеять? Дежурный, стройте экипаж на пирсе, форма одежды – рабочая. – Так, финисты мои, жаль, что не соколы! – расхаживал командир перед строем на пирсе, в то время как Кунгаров расхаживал перед механиками. – Объявляю большую приборку! С девяти ноль-ноль и пока не заебётесь! Потому что, смотрю я, энергии у вас через край… – Особенно у механиков! – вставил Кунгаров. – …и выплеснуть вам её решительно некуда! Поэтому. Получаем у инденданта мыло, ветошь и начинаем всё драить так, как будто в последний бой собираемся! А потом, когда вы заебётесь и начнёте хныкать, мы с товарищем заместителем командира дивизии наденем белые перчатки и пойдём по отсекам! И не дай чёрт где-нибудь мы их запачкаем! Пизда тогда вам будет, товарищи герои невидимого фронта! Но не та, которая женский половой орган, а та, которая военно-морская! С кровью, мозолями и ручьями пота даже из тех мест, которые не потеют у обычных людей и дисциплинированных военнослужащих! Я не спрашиваю, есть ли у вас вопросы. Почему? Потому, что у вас их нет! Командир подошёл к Кунгарову, который стоял напротив Борисыча: – Будет что добавить? Борисыч всем своим видом показывал, что осознаёт всю глубину своей вины. Он даже пытался покраснеть. – И танцор из тебя, кстати, хуёвый! – ткнул Кунгаров пальцем в Борисыча. – Тащ капитан первого ранга, прошу разрешения! Это же комплимент вы сейчас сказали! – не выдержал механик. – Что? Почему? – Ну… это… как бы… – А! Точно! Хороший из тебя танцор! Хо-ро-ший! Вот так вот. Нечего мне больше добавить! Чао, бамбино! – Вольно! Разойдись! – скомандовал командир, и они вдвоём двинулись надевать перчатки. Нет, всё-таки мне определённо повезло в тот раз, что я стоял дежурным по кораблю!
отнюдь. гарри все про миньет вещал. так вот вспомнил анекдот. "гарри проснулся от неожиданного миньета, с тех пор он не засыпал с открытым ртом в метро"
читал, даже у Овечкина есть про книги покровского. но по мне овечкин пишет более интересно. покровский более лаконичен и понятен для тех кто там был
я как бы расскажу старую историю которой больше 20 лет. поехали на турбазу. пришли в бар, нормально отдыхали за все платили. приехал коммерс хозяин бара на турбазе послал всех накуй и сказал что бар закрыт грозясь крышей после этого бар включился в режим он инклюзив хозяина вытащили на центральную площадь со словами снимай штаны еб*ть тебя будем. комерс снял штаны. а через неделю приехала его крыша тк девок в баре парни ипали по обоюдному согласию. и те сказали кто это был стрела была круче чем в бригаде 8 -99 4 мерса 2- бумера и отдельно была 750 беха с авторитетом я как бы сначала слушал разговор что и за что мы должны а потом спросил а не западло ли всем этим уважаемым людям за питуха впрягатсо. комерс забыл рассказать этим людям такую пикантную подробность после этогоо коммерса упаковали и больше никого из этих людей я не видел я к чему что пихать игорю никто счас не будет. время не то.
Одно дело разговоры, другое - написать, подобрать слова, которые заменят мимику, жесты и пр. не каждому это дано