умалчивают а я помню! <iframe width="420" height="315" src="http://www.youtube.com/embed/hAn3eIqCLPg" frameborder="0" allowfullscreen></iframe>
Мда...Помним конечно!Ребята -коллеги через пол-года по работе в Беслан ездили-рассказывали про кладбище детей которое проезжали!Говорят-сердце кукожилось.....
Все блогиВерсия для печати Агунда Ватаевастудентка ВОСПОМИНАНИЯ О БЕСЛАНЕ. ДЕНЬ ТРЕТИЙ. РАЗВЯЗКА 03 сентября 2010, 10:27 Скажу честно – третий день писала не по «горячим следам». Он был слишком запоминающимся и слишком долго воспоминания о нем приносили мне боль, чтобы я могла их записать. Я никак не могла его закончить. Потому что не могу прожить его до конца. Проснулись очень рано. Где-то в начале шестого, потому что тогда еще не рассвело, когда нас переводили обратно в спортзал. Наши места под окнами на скамейках были заняты и в итоге мы оказались между кольцом и центром спортзала. Время тянулось очень медленно, ползло. Какое-то время мы еще спали. Жажда убивала. И бессилие, не хотелось даже двигаться. Я видела у некоторых людей баклажки с желтой жидкостью, сначала я не поняла, что это была моча. Все это время с Зариной был ее двоюродный брат, первоклассник, она очень боялась за него. На третий день он был совсем слабым, и все время просил воды. Тогда она взяла откуда-то мочу в какой-то сломанной дешевой шкатулке и давала ему немного, обтирая ее же его и свое лицо. Я не смогла преодолеть свою брезгливость или моя жажда была не такой сильной, чтобы выпить это. Зарина лишь протирала мне лицо и губы. Это не было так мерзко на тот момент, нет. Рядом сидел мальчик из параллельного класса и явно уже был не в себе. Просил у нас наши номера телефона, обязательно хотел их запомнить и набрать, когда мы выйдем оттуда. А когда увидел сосуд с мочой, стал швырять его и кричать нам чтобы мы не пили «это масло». Дико хотелось спать. Я уже мечтала не столько об освобождении, сколько о смерти, потому что это казалось более вероятным исходом. А хотели в третий день мы только одного – конца. Любого конца, лишь бы все это кончилось. В бессилии и желании уснуть я валилась на пол, но боевики заявили, что будут расстреливать всех, кто теряет сознание. Тогда Мама сказала: «Надо подняться». Мы с Зариной прислонились друг к другу спинами, так и сидели, потому что сил совсем не осталось, сама мама была уже очень-очень слабая. Зарина спросила меня, который час. Все это время на мне были любимые красно-коричневые часы «Swatch», которые мне подарила сестра, поэтому я все 3 дня могла ориентироваться во времени. На тот момент было без малого час дня, где-то без 10-5 минут. Потом раздался телефонный звонок. Время от времени боевикам звонили, и они все (как нам казалось, наверное) пересказывали заложникам. «Из Чечни выводят войска, – сказали они. – Если эта информация подтвердится, мы начнем вас понемногу выпускать». И тут мне первый раз за все эти три дня захотелось заплакать, потому что появилась надежда, что мы вырвемся оттуда. А потом…. Я просто потеряла сознание, а когда очнулась, надо мной горела крыша, все падало, кругом лежали люди. И первое, что я увидела, когда я поднялась – горящий и обожженный труп одного из террористов на стуле, под разорвавшимся снарядом, которого заливал ведром с водой другой боевик. Они стали кричать о том, чтобы живые поднимались и выходили из спортзала в коридор. Не знаю почему, но мы с Мамой встали и пошли. Я успела заметить небольшую разорванную ямочку на левой руке и мысленно успокоилась, что других ран нет. У Мамы же в правой лопатке было маленькое и узенькое отверстие. По пути к выходу я пыталась идти осторожно, везде лежали тела, фрагменты потолка, дымящиеся деревянные брусья. У самой двери я увидела то, что до сих крутится у меня в голове, когда я думаю о теракте… Я увидела тело маленькой и худой девочки, а когда посмотрела выше шеи, поняла, что просто не вижу верхней половины черепа, какое-то бело-красное месиво над красивым, но мертвым личиком. Это был самый страшный и жуткий момент, наверное, тогда ко мне пришло осознание того, что это все реально. Боевики вывели нас из спортзала в столовую. Там заложники могли выпить воды из бочек, какие-то дети жадно ели печенья. Недалеко от меня стоял мужчина с мальчиком на руках. Мальчик был все еще одет в брюки и белую майку, в центре которой был большой красный кровавый круг. Он плохо дышал, вернее, его дыхание больше походило на хрипы странного животного. Мама спросила меня: «Это, что, мой Вовка?». Я его вроде узнала, но тогда не могла быть уверенной ни в чем, как будто мои зрение, восприятие и психика играли со мной. А к маме привязалась одна девочка лет 8 в столовой и говорила: «Галина Хаджиевна, я вас знаю. Вы меня заберете к себе жить? Моя мама и сестра умерли. Точно, у нее кровь изо рта шла. Я хочу с вами жить, я сама одеваться умею и купаться, хорошо?». Мама только кивала в ответ, успокаивала ее и держала рядом. Потом Они заставили заложников выставить в окна (а в столовой они были еще и прикрыты решетками) детей, чтобы те махали солдатам тряпками и кричали, что тут заложники, чтобы наши не стреляли. Женщины не захотели ставить детей и встали на подоконники сами. Все снова лежали на полу (меня тогда чуть не задавили, мама помогла выбраться из-под груды тел). Потом раздался новый взрыв, очень сильный по своей мощи. Я смотрела в тот момент в потолок и горячая плотная взрывная волна окатила меня с головы до ног. Я подумала: «Вот и конец. На этот раз я точно умерла». Я очнулась. Кисть уже висела, кровью были залиты мои любимые «Swatch». Я посмотрела на ногу и увидела, что сквозь рану ниже колена я вижу что-то белое блестящее, похожее на кость. Мне было совершенно не больно, просто тяжело поднимать руку и ногу. Мама лежала рядом. «Нога, – сказала она. – Уходи». Никогда не смогу простить себе то, что послушала ее, развернулась и пошла. Не знаю, что это было. Откуда это предательство. Я поползла на четвереньках к выбитому окну. Возле окна стояли какие-то печки, я добралась до подоконника. На одной из этих печек лежали два трупика раздетых истощенных мальчиков. Они были похожи как братья. Их глаза… Видимо, их выставляли в окно с тряпками. Или дети просто хотели вырваться. До улицы мне оставалось одно движение, когда моя нога провалилась в щель. Я уже ногу почти не чувствовала, не могла ее найти, все тянула ее, тянула, и ничего у меня не получалось. Внизу меня уже ждали, и наши ополченцы, и военные. Они кричали мне: «Давай, золотце, давай, солнышко!». А я не могла. От этого чувства бессилия и безнадежности я стала плакать. Первый раз за 3 дня я плакала. Но потом как-то собралась и освободила ногу. Меня подхватили, положили на носилки, понесли через какие-то дворы, закинули в пазик и повезли куда-то. Моя правая ступня всю дорогу как-то странно качалась. В пазике со мной лежала женщина, которая сначала жадно пила воду. А мне было все равно. Сил радоваться уже не было... Потом меня найдут родные; потом меня отвезут во владикавказскую больницу, где я буду лежать в одной операционной с моей мамой, но узнаю об этом только потом; потом я буду бороться со своим сознанием, чтобы ему не казалось, что я все еще в заложниках; потом я буду читать смс сестры и случайно прочту соболезнования о моей Маме; потом по телефону мне скажут, что буквы Д в МАДАММ больше нет – Дзерочка погибла; что Арсена нет в живых; что Аланка – моя героиня всех этих трех дней, погибла; что Сабину похоронили в закрытом гробу после экспертизы; что Альбина Викторовна выводила детей; что самые благородные и сильные умерли, сгорели, истекли кровью… И много разных «потом». До сих пор умирают из-за последствий теракта. До сих пор люди проживают эти события снова и снова. Я вам не рассказала и половины, наверное. Память – удивительная штука: стремится забыть все плохое, страшное, больное. Каждый день – новое «потом». Я не знаю, что надо сделать, чтобы такого больше не повторилось. Или чего-то другого, ужасного. Я рассказываю вам свою историю. Все, что произошло – произошло в моей любимой школе, с моими близкими и любимыми мне людьми, и я считаю, что имею право на то, чтобы рассказать о своей боли вам. То, что я тогда называла жизнью – у меня отняли. У кого-то отняли даже право на жизнь. Над многими издеваются до сих пор, делая их еще большими калеками. Бесланчане стремятся распространить правду. Но это у нас плохо получается. Расследование идет уже 6 лет и не сдвигается с мертвой точки. Все вопросы, которые у нас имелись тогда, остаются и по сей день. Это – моя правда, может местами слишком откровенная, иногда даже жестокая и тошнотворная. Спасибо вам за внимание.
Wikipedia рулит... Нур-Паши? Абургка?шевич Кула?ев (род. 28 октября 1980 года) — чеченский террорист, единственный оставшийся в живых из банды, захватившей 1 сентября 2004 года школу № 1 в Беслане. Приговорён к смертной казни, ввиду моратория заменённой на пожизненное заключение. 26 мая 2006 года Верховный суд Северной Осетии признал Кулаева виновным по ряду статей, включая терроризм, захват заложников, убийство двух или более человек, незаконное изготовление оружия и посягательство на жизнь сотрудников правоохранительных органов. Кулаев был приговорён к смертной казни, но ввиду моратория на данный вид наказания, окончательная мера была изменена на пожизненное заключение в колонии особого режима. Поскольку Кулаев отсутствовал в Верховном суде РФ на рассмотрении кассационной жалобы на приговор, вынесенный Верховным судом Северной Осетии, возникли подозрения, что он уже мёртв, но ФСИН опровергла эту гипотезу. Наказание Кулаев начал отбывать в колонии на острове Огненный, но потом был этапирован в колонию «Полярная сова», расположенную в посёлке Харп Приуральского района Ямало-Ненецкого автономного округа.
